Во Славу Зрелых Женщин - Глава 7

О неразборчивости и одиночестве

Сладость в отмщении – особенно для женщин.

Лорд Байрон

Будучи любовником Майи, я не мог не заподозрить чудесные качества во всех женщинах. Само ее совершенство подсказывало, что другие женщины должны быть одинаково восхитительны внутри их удивительно разных форм и оттенков. Полагаю, одна из причин, почему взрослые женщины остерегаются очень молодых мужчин – и почему мужьям стоит остерегаться невест-девственниц – в том, что даже самые выдающиеся качества теряются, когда сравнить не с чем. Как говаривала кузина Майи Клари: «Нельзя рассчитывать на молодежь».

Клари заходила к Майе раз в неделю, и тот факт, что я всегда был там, явно раздражал ее. Она носила платья с длинными рукавами и закрытой шеей, чтобы хранить свою стройную, сексуальную фигуру для себя самой. Ее волосы всегда были безупречно уложены, словно минуту назад от парикмахера. Она была на несколько лет младше Майи, но ее темные брови отбрасывали могильные тени на круглое детское личико.

– Надеюсь, ты простишь меня, если скажу, – подслушал я однажды, когда Клари беседовала с Майей, а я притворялся спящим, – ты просто сошла с ума, если тратишь время на этого мальчишку. Тебе нужно разводиться и искать нового мужа. Если иногда переспишь с мальчиком типа Андраша, прекрасно, я это пойму – любопытство сильнее нас. Но продолжать с ним роман – чистое безумие. Сама знаешь, у тебя не слишком много времени, чтобы разбрасываться.

Когда я вошел в гостиную, прервав их беседу, Клари многозначительно улыбнулась. Я подумал тогда, что она по-своему мила. Когда она ушла, мы с Майей поругались – что было нечасто – из-за ее кузины.

– Успокойся, – сказала Майя под конец, – Клари желает мне добра.

– Она ненавидит меня до потрохов.

– Не говори глупостей. В конце концов, Клари – моя кузина и пытается лишь защитить меня. Она говорила, что не следует рассчитывать на тебя. Но я знала это и так – тебе не о чем беспокоиться, особенно о ее словах.

И она поцеловала меня в нос, что всегда означало конец наших споров.

Однако Майя не могла игнорировать неодобрение Клари. Чтобы оправдать свою привязанность ко мне, она рассказывала Клари, какой я выдающийся любовник. Она сочиняла небылицы, способные разжечь страсть во фригидной монашке. Однажды я подслушал рассказ Майи, будто могу заниматься любовью два часа без остановки.

Эта дикая ложь, должно быть, произвела впечатление на Клари, потому что она начала посматривать на меня с блеском в глазах, смысл которого сейчас был понятен. И начала вставлять ремарки о своей женской доле, без всякого отношения к предмету разговора. Однажды за ужином она совершенно непринужденно (но зардевшись) объявила, что муж занимался с ней любовью во сне, а утром отказывался верить в случившееся. Не могу сказать, правда это или нет. Но я был поражен тем, как внезапно раскраснелось ее лицо и затянулись поволокой глаза словно в разгар любовной игры – хотя в этот момент она сидела за обеденным столом и с безукоризненной элегантностью отрезала кусочки мяса. Но на ее лице было написано, что трусики вдруг сделались мокрыми.

В попытках подружиться с Клари я больше всего, пожалуй, наслаждался тем фактом, что теперь мог подойти к женщине без страха. Иногда я по-дружески и как бы рассеянно обнимал ее за талию. Это ничего не значило. Клари не такая как Майя, но не менее возбуждающая. Она неизменно и с нервным смешком отталкивала меня. Однажды, пока ее кузина была в ванной, Клари вдруг сказала: «Знаешь, я, кажется, начинаю понимать Майю», но затем быстро переменила тему.

Все оставалось в рамках приличий до одного субботнего вечера, когда наша хозяйка оставила нас наедине, а сама отправилась по магазинам. Клари осталась, потому что намеревалась поужинать с нами, но я не мог не задуматься, почему она вдруг почувствовала себя «слишком усталой», чтобы пойти с Майей, и решила остаться в квартире вместе со мной – как мы полагали, на час или больше.

– Итак, теперь ты в моих руках, – сказала она с несколько застенчивым смешком. – Что же мне с тобой делать?

Не только смех заставила ее тело затрепетать: я снова видел, как ее лицо раскраснелось и глаза затянулись поволокой. Есть неотразимая притягательность в этом обнаженном выражении женского лица, пусть даже она полностью одета. А Клари спрашивала, что ей делать со мной.

– Соблазни меня.

Она сделалась серьезной. – Ты удивляешь меня, Андраш.

– Ты же сама спросила, что со мной делать.

– Это лишь дружеская беседа.

– Что может быть дружелюбнее, чем попросить соблазнить меня?

– У тебя, очевидно, нет ни чувств, ни морали, но это не повод судить по себе обо всех. Я люблю своего мужа и свою кузину. И никогда не предам их, пусть даже ты мне нравишься. Сказать начистоту, я не понимаю, как она может продолжать жить с тобой. Это глупо, и я не побоюсь повторить тебе то, что говорила Майе. Ей нужно найти хорошего и честного мужчину, за которого выйти замуж, и бросить своего мерзавца-мужа.

– Возможно, она так и сделает.

– Ну, пока нет никаких признаков! Она уже отдала тебе целый год своей жизни, и какова благодарность? Это отвратительно!

Я видел, что она нисколько не шутит, и не мог с ней не согласиться. Тем не менее, после нескольких минут разговора на таких повышенных тонах мы оба стали меняться в лице все чаще и чаще. Наконец Клари вскочила из своего кресла и двинулась к книжным полкам, где углубилась в изучение корешков. Но у меня начало укрепляться ощущение, что она ждет, когда я подойду – пусть даже не желает этого. Ничто кроме старости не заставило бы меня устоять в такой ситуации. Я подошел и поцеловал ее в плечо, но она отдернулась.

– Ты ужасен. Кроме того, у нас ничего не получится, даже если бы я хотела. У меня месячные.

Это была откровенная ложь. Вероятно, она испытала бы облегчение, если бы я поверил, но поскольку я не поверил (или, вернее, не придал словам никакого значения), она больше не сопротивлялась. Когда мы занялись любовью, нам не было нужды двигаться. Ее тело била крупная дрожь от начала до конца. Возможно, из-за того, что мы не собирались повторять этот опыт (она считала меня аморальным, я ее глупой), эти несколько минут обратились в бурную разовую встречу.

Майя вернулась из магазина раньше и обнаружила нас в постели. Распахнув дверь и не выпуская из рук сумок со снедью, она проговорила с улыбкой: «О, пожалуй, я присоединюсь к вам – здесь весело».

– Присоединяйся, – бессмысленно пробормотал я.

Но она отступила назад и закрыла дверь. Клари вскочила, торопливо оделась и сбежала.

Через некоторое время я осмелился выйти из спальни и обнаружил мою возлюбленную в маленьком кресле. Она слушала пластинку, читала и курила одну из нечастых сигарет. Я наклонился над ней, но Майя оборвала меня прежде, чем я открыл рот.

– Не делай трагедий. Это моя вина – я вернулась раньше, чем вы ожидали.

– Я люблю тебя.

– А сейчас ты оправдываешься. И ты по-прежнему не веришь, что можно любить многих людей одновременно, не так ли?

Чтобы подтвердить, что не сердится, она поцеловала меня в нос и отправилась распаковывать свои покупки. Там были ветчина и колбаса, свежие овощи и фрукты, сосиски с красным перцем, ростбиф, зеленый лук, огурцы, сверкающие красные помидоры, персики и виноград, и мы ели все это, останавливаясь лишь для того, чтобы похвалить очередное блюдо. Похоже, у нас обоих проснулся невероятный аппетит.

С этого дня наши отношения стали меняться почти незаметно. Майя никогда не обвиняла меня и, похоже, любила меня не меньше – фактически, наши любовные утехи стали еще жарче – но у нее оставалось все меньше времени на меня. Появлялось все больше концертов, спектаклей и вечеринок, которые она не могла пропустить. Чаще всего она выходила в свет с Клари. Они были верными подругами, хотя Клари никогда больше не появлялась в ее доме при мне.

Однажды вечером, месяца два спустя, я заглянул к Майе и обнаружил в ее гостиной незнакомого мужчину. Они пили кофе. Я был представлен как юный поэт, который живет в этом же доме и берет почитать книги, а он – как старинный друг. Вернувшись к своей изначальной роли, я попросил две книги и ушел.

Она проводила меня до двери, прошептав на прощанье: «Не делай страшное лицо. Я люблю тебя как прежде». Я продолжал стоять в дверях, и она выставила меня с нежным поцелуем в нос. Этот поцелуй, который раньше я любил до безумия, сейчас ощущался пощечиной.

Я спустился домой, поговорил ни о чем с мамой, бросился в свою комнату и зарыдал. Я оплакивал и ненавидел себя за то, что теряю ее, я клял себя и скрипел зубами. С тех пор мне нередко приходилось оставаться в одиночестве и развлекать себя подобным образом за то, что слишком любил женскую компанию.

Далее