Во Славу Зрелых Женщин - Глава 13

О матерях с маленькими детьми

– Послушай, Том, года идут, я как отец скажу,
и слыть повесою тебе сегодня не под стать.
Я взять жену тебя, сынок, давно уже прошу.
- Отец, не смею возражать, но чью жену мне взять?

Томас Мур

Узы брака подобны тяжелым цепям, так что нести их приходится двоим – временами троим.

Александр Дюма

В свои оставшиеся студенческие годы я получил немало горького опыта, но редко из-за женщин. И счастьем своим я обязан нежным женам, которые делили со мной свои семейные радости и горести. Наши романы были безбедны и безоблачны, не было ни раздражения, ни придирок, ни скандалов – в конце концов, чего ради заводить внебрачный роман, если то же самое получаешь в браке? Более того, я не нес никакой социальной ответственности за их любовь, когда по-прежнему нужно было учиться, помогать матери и заниматься обязательными для любого молодого мужчины делами. Они уберегли меня от непростительной ошибки слишком ранней женитьбы, хотя я и делал предложения некоторым из них. Кроме того, они спасали меня от излишеств страсти: как правило, жены слишком заняты домом, чтобы изматывать своих любовников. Я мог предложить им лишь временное избавление от домашних трудов, но это было веселье без страха расплаты. Они могли обнимать меня, не беря на себя обязательств стирать мои носки. Итак, мы проводили свое время в счастливом адюльтере.

Но наиболее отчетливо запомнилось мне несчастье тех жен, особенно с маленькими детьми. Как правило, мать маленьких детей переживает глубочайший кризис в своей жизни. Она прошла, с короткими промежутками, через две или три беременности, периоды, когда муж впервые заводит внебрачную связь. Его охладевающий жар лишь усиливает ее беспокойство о своей фигуре и возрасте, а девические мечты о вечной любви рассыпаются прахом. Перед ней встает неразрешимая задача отвоевать назад своего мужа в тот самый момент, когда сама погружена в целую серию новых тревог и обязанностей присматривать за своим маленьким народцем. Уча их ходить, она сама пытается найти равновесие на скользкой почве новой реальности. Вернется ли муж ночевать? Неужели она больше не желанна? Как никому ей нужно утешение нового романа, но горькая ирония ее положения в том, что не только муж, но и потенциальные любовники игнорируют ее: мужчины склонны видеть в ней только мать. Такова она, больше женщина, чем когда-либо, но от нее ожидают лишь заботы о доме и детях.

Однажды, и это правда, я знал одну мамочку, которой было не на что жаловаться: нежный и любящий муж, пятеро милых и добросердечных детей; она любила и заботилась обо всех них, и их дом всегда был безупречно чист и полон радости. Тем не менее, она заводила бесчисленных любовников, очевидно не зная более трудной проблемы, чем удивительный избыток энергии. Знал я и матерей, чье несчастье было столь тягостным, что и романы не несли успокоения. Нуси была такой женщиной – хотя относить Нуси к какой-либо категории не совсем справедливо.

Сначала я встретил, вернее нашел, ее детей. Я прогуливался по острову Св. Маргит (красивый и популярный парк на Дунае, между Будой и Пештом) и увидел их бродящими бесцельно среди толпы: сердитый мальчик лет пяти тащил за руку меньшую плачущую девочку. Я попытался выяснить, в чем беда. Мальчик не пожелал разговаривать с незнакомым; я обратился к девочке, которая наконец рассказала, что мама пошла в туалет и велела ждать снаружи, но брату надоело стоять на месте, и он утащил ее. Они искали свою мать больше часа, но до сих пор никто из прохожих не обратил на них внимания. Поскольку у малышей были все шансы не найти мать, если будут и дальше ходить кругами, я решил отвести их к буфету у моста, который она не могла миновать по дороге с острова. Был жаркий вечер в середине июля, и когда я предложил детям малиновой газировки, они согласились пойти со мной. Холодная вода развязала язык мальчика, и он попросил бутерброд.

Оба малыша действовали так, словно никогда раньше не видели пищи. Фактически, они выглядели бледными и недокормленными, а дешевые летние наряды, выстиранные и опрятные, несли следы многочисленной штопки. Но их глаза были удивительны: большие, глубокие и искрящиеся.

– Ты пьяница? – спросил мальчик между бутербродами.

– Нет, не пьяница.

– А, тогда тоже еще мальчик.

– Думаю, я мог бы сказать, что уже взрослый.

– Врешь, – презрительно возразил он. – Взрослые все пьяницы.

– Откуда ты знаешь?

– Мой папаша пьяница.

– И мать тоже пьет?

– Нет, она просто женщина.

– Дети трущоб, – обронила добродушная на вид седая леди у стойки, перехватив часть разговора. – Сейчас они ангелочки, но вырастут монстрами, вот увидите.

Когда дети подъели все бутерброды и выпили всю газировку, какую смогли, я отвел их на несколько шагов от буфета. Девочка, Нуси, повисла на моей руке, но ее брат Йошка начал бродить из стороны в сторону, и мне пришлось несколько раз бегать за ним.

– Он всегда уходит, – прокомментировала сестра. – У него такая мания¹.

– На этот раз стой смирно, – сказал я наконец, – или оборву уши.

Йошка пожал плечами, безропотно и безразлично. – Все бьют меня.

– Кто бьет тебя?

– Папаша и все.

– И мать бьет?

– Нет, мама не бьет, и бабушка тоже – они просто женщины.

Мне стало жалко и мальчика, и его мать. – Хорошо, я – мужчина и не бью тебя. На самом деле, я не бью никого. Я просто хотел припугнуть тебя, чтобы ты не убегал.

– Врешь, – объявил он как прежде.

– Нет, не вру. Я действительно никогда никого не бил.

– Тогда ты врал, когда обещал оборвать мне уши.

– Да, тогда я врал.

– Ты и правда никогда никого не бьешь?

– Никогда, – настоял я.

Мальчик обдумывал это утверждение некоторое время, измеряя меня подозрительным взглядом. – Ты еврей?

– Нет, почему?

– Папаша говорит, все евреи ненормальные.

– Возможно, он не всех знает.

Йошка воспринял и это со смирением. – Может и не знает. Бабушка говорит, он просто ругается.

Я также узнал, что их отец работает механиком на заводе, что у них есть не только комната, но и кухня, и что отец часто ночует в соседней квартире, где живет девушка, которая раскрашивает себя – даже волосы. Отец говорит, что она лучше мамы, которая, как неоднократно уверил мальчик, «просто женщина».

Когда мать наконец появилась, ее удивлению не было границ. Она бежала в сторону буфета, одетая в застиранный синий ситцевый сарафанчик без блузки, и я сначала подумал, что это еще одна мучимая жаждой девушка. Хотя ее дети были светловолосыми, Нуси оказалась брюнеткой, и ее густые темные волосы свободно рассыпались по голым плечам. Но глаза были такими же большими и темными как у ее детей и вспыхнули на мгновение, когда она благодарила меня. Сильная и сексуальная женщина, подумал я. Только ее выступающие скулы показывали, что и она недоедает. Рассказ детей о бутербродах и газировке расстроил ее.

– Вам не следовало покупать им угощение, пусть даже они просили, – бросилась защищаться она. – Вы должны знать, что дети не могут брать на себя долги. Но в любом случае вы, подозреваю, рассчитываете вернуть свои деньги.

Подозрительность явно была их семейной чертой. Я покинул остров вместе с ними и – поскольку мальчик тащил сестренку вперед – сообщил Нуси, что нахожу ее восхитительной. Она реагировала неожиданно резко.

– Боже! У вас, должно быть, трудности, если обращаете внимание на таких дурнушек как я!

– Ненавижу женщин, которые хают свою внешность. Это жульничество.

– Во мне действительно нет ничего восхитительного, – проговорила она чуть спокойнее. Потом снова взвилась. – Вы что, извращенец?

– Нет, просто люблю девушек с хорошей грудью.

– Поэтому пасетесь в парке, чтобы подцепить женщину, а?

– Я никуда не хожу, чтобы подцепить женщину. Я слишком занят. Но испытываю судьбу каждый раз, когда вижу кого-то, с кем хочу познакомиться.

Она секунду смотрела на меня. Люди разделяли нас и детей: нам пришлось поторопиться, чтобы догнать их. Мы дошли до моста, который вел в Пешт, и шли через реку, когда она вернулась к вопросу.

– Так вы – один из тех, а?

– Да, – признал я, – один из тех.

Затем снова с холодной подозрительностью: «А чем вы зарабатываете на жизнь?»

– Я студент и живу на стипендию.

– Хорошая работа. – Она по-прежнему недостаточно доверяла мне, чтобы согласиться на свидание. – С какой стати? Уверена, вы передумаете и не покажетесь. – Ей захотелось взглянуть на свое лицо в зеркальце, она порылась в своей сумочке, без успеха. – Вот что скажу. Я не согласна на свидание, но вы можете проводить нас домой. Я оставлю детей моей матери, и вы можете повести меня в кино или еще куда.

Это было больше, чем я мог просить. – А ваш муж не будет возражать? – До сих пор мы не упоминали его. Я боялся, что он примет меня за еврея и попытается избить.

Такая возможность не тревожила Нуси. – Его не будет.

– А ваша мать?

– О, она всегда говорит, что мне стоит погулять и повеселиться. Но я не люблю гулять одна и не выношу подруг.

– У вас всех претензии к женщинам? Ваш сын называл вас просто женщиной.

– Это выражение его папаши.

У нее сильная, выступающая вперед челюсть, заметил я, шагая рядом с Нуси. Мы сели в трамвай, идущий в ад заводов, трущоб, смога и толстого слоя сажи. Здания, афишные тумбы, даже оконные стекла были черны. Они жили в пятиэтажном доме, квадратном строении тюремного стиля, и мы поднялись по темной, полуразрушенной лестнице, минуя открытые двери, ведущие прямо на кухни. Дверь рядом с их квартирой на третьем этаже была закрыта. Меня вела надежда, что это квартира крашеной девицы и что муж Нуси у нее или вне здания. Ступив на кухню, я увидел зрелище, которое не забуду никогда. Окна не было, и все стены занимали открытые полки с тарелками, кастрюлями, продуктами, одеждой и бельем. Эти полки, очевидно, служили и гардеробом, и буфетом для всего небольшого хозяйства. Помимо плиты и кухонного стола с пятью деревянными табуретками там стояли старое кресло (гостиная) и кровать в углу, где, как выяснилось позже, спала мать Нуси. В другом углу стояла лохань у стены (ванная). Туалет располагался в конце коридора на каждом этаже. Усевшись в кресло, я мог заглянуть в спальню: две кровати и угол шкафа. Все опрятно до мелочей и чисто насколько возможно. Мужа Нуси не было.

– Мама, – натянуто представила меня Нуси, – этот господин нашел моих детей на острове, так что я пригласила его на чашку чая.

Бабушка выглядела почти как Нуси, но старше и крепче. Она явно расстроилась. – Я бы приготовила ужин еще на одного, но не знала, что вы придете.

– В действительности, я хотел пригласить Нуси на ужин, если позволите.

– Конечно, конечно, если она согласна, – с облегчением закивала пожилая женщина.

– Если мы идем ужинать, мне стоит надеть блузку, – проговорила Нуси, исчезая в спальне. Она закрыла дверь, и я услышал поворот ключа в замке, что потрясло меня излишней скромностью.

– Когда папа вернется? – спросила маленькая Нуси.

– Не беспокойся, ужинать придет.

Я пытался вставить, что не хотел бы лишать его общества жены (был субботний вечер) и мы могли бы встретиться в другое время, но пожилая леди оборвала. – Не волнуйтесь, Йошка с удовольствием съест дополнительную порцию.

Я взглянул на мальчика, но он покачал головой. – Она имела в виду папашу.

Нуси вернулась в миленькой белой блузке под голубым джемпером, и мы ушли немедленно. Мне не терпелось покинуть эту кухню, хотя позже я привык и даже вспоминал ее с ностальгией, когда перестал бывать там.

Вернувшись в город, мы пошли в спокойный ресторан и заказали курицу с паприкой и свечи на стол. Пока ждали заказа, Нуси восхищалась моей удачей, способностью зарабатывать деньги, одновременно занимаясь любимым делом, учебой. Я спросил, чем бы она занялась, если бы могла жить так, как захочет.

Официант принес свечи и поставил на стол. – Ухаживать за мужчиной, который любит меня, и растить моих детей. – Мерцающий огонек создавал сияющий ореол вокруг бледного лица с огромными глазами. – Ненавижу пустые мечты, ничего из них не выходит, – неожиданно злобно прибавила она. Подали курицу, и Нуси углубилась в пищу и расспросы. Воюя со скользкими кусочками, я был вынужден отвечать (да, она зрела в корень каждого вопроса), как долго я остаюсь с женщиной.

Мне не удалось ответить на этот вопрос, не закапав рубашку подливой. – Я остаюсь с девушкой, пока могу удерживать ее и пока она удерживает меня.

– Хочешь сказать, ты меняешь женщин одну за другой, а?

Я был легкой добычей для подобных расспросов, и Нуси обжарила меня на вертеле со всех сторон. Тем не менее – я узнал это позже – она приняла меня задолго до этого допроса. Если и была попытка вызнать все, то не из малодушного взвешивания за и против: она просто хотела подготовиться.

– Я люблю знать, что ожидать от парня.

– И что же ты ожидаешь от меня?

– Не знаю, – задумчиво призналась она. – Но не слишком много.

Если я такой малообещающий, подумал я, могу и заткнуться. Мое мрачное молчание явно порадовало ее. – Обиделся, да? – спросила она с внезапной нежностью.

– Обиделся.

– Очень хорошо, это подтверждает, что я тебе небезразлична хотя бы чуть-чуть. Мужу наплевать. – Она с горечью махнула рукой. – Его ничто не интересует, я могу обзывать его последними словами, а он даже не услышит.

Чуть позже Нуси спросила меня об университете. – Расскажи мне что-нибудь важное, например, что ты изучаешь? – Она работала упаковщицей в универмаге, но разговор с ней был подобен разговору с однокурсником. Ее рассуждения были быстрыми и точными, интерес к идеям к фактам неподделен. Мне не потребовалось много времени, чтобы представить нас Элизой Дулиттл и профессором Хиггинсом. Я видел нас в этом же ресторане несколько лет спустя: Нуси в изысканном новом платье, вероятно, учительница в школе, с уютной квартиркой, куда мы пойдем позже. Ее способности были преступно растрачены нищетой и равнодушием мужа, но рано или поздно она пришла в себя. Женщина, которая не ожидала многого от меня, и студент, изменивший ее жизнь. Я решил, что обязан.

Она, однако, вынесла совершенно иное из нашего разговора. – Да, думаю, я могу не беспокоиться, что ты младше меня, – проговорила Нуси, когда мы поднялись из-за стола. – Возможно, ты знаешь меньше о жизни и людях, но, по крайней мере, узнал больше из книг. Считаю, мы квиты. Не выношу парней, которые тупее меня.

Мы вышли из ресторана и, поскольку не имели других планов и жаркий день сменился теплым вечером, решили вновь отправиться на остров Св. Маргит. Мы доехали до Дуная на автобусе и прогулялись, рука об руку, через мост. От реки веяло свежестью горного ручья. Освещенная бледной луной, темная масса острова перед нами казалась огромной постелью с черными холмами деревьев вместо подушек. Вероятно, у Нуси родились те же ассоциации, потому что она внезапно остановилась.

– Предупреждаю, сегодня ты от меня ничего не получишь. Я не сплю с парнями, пока не узнаю их хотя бы в течение месяца. – Она была готова развернуться назад и не соглашалась идти, пока мне не удалось ее убедить, что согласен с условием. – Тебе нужна такая женщина как я, чтобы жить честно, – заключила она.

Остров был тих и на вид пустынен. Если и были другие пары, то они, должно быть, надежно спрятались. Нуси хотела знать обо мне все, но столь же охотно рассказывала о себе. Ее рассказ был полон горечи и отчаянья, но голос звучал почти бодро и весело. Их брак начал разваливаться во время ее первой беременности. – Он знал, что я беременна, но продолжал обзывать меня толстухой. Меня доводили до бешенства все эти шуточки по поводу моей фигуры. Ребенок был его, но он знал только одно: я жирная. – Дела на время улучшились после рождения сына: Йожеф снова стал внимателен. Он даже решил работать сверхурочно, оставался на заводе до полуночи, чтобы откладывать деньги для сына. Нуси чувствовала себя уверенно, пока одна подруга не открыла, что Йожеф трудится сверхурочно с девицей, а не на заводе. К тому времени, когда родилась дочь, он даже не пытался придумывать оправдания, когда не приходил ночевать. – Когда он перестал даже пытаться лгать, я поняла, что все кончено.

– Почему ты не развелась с ним?

– Ради кого? – изумилась она, окинув меня взглядом.

Я не мог устоять и поцеловал ее за такой практический склад ума. Она вернула поцелуй своими полными мягкими губами. Это ставило больше вопросов, чем произнесенный вопрос. Мы прогуливались рука об руку по освещенным луной дорожкам и прохладной густой траве, и стало казаться, будто мы можем начать новую жизнь вместе.

Работа Нуси не слишком хорошо оплачивалась, но Йожеф недавно начал приносить домой зарплату – уже после того, как стал спать с этой сучкой-соседкой. – Именно она хотела, чтобы мы получали его деньги – не хватало еще драться на лестнице и выслушивать пересуды соседей. – Йожеф по-прежнему ел и держал свои вещи дома. – Иногда он даже спит со мной, когда слишком пьян и не ведает, что творит.

Утомившись от ходьбы, мы присели под гигантским дубом в окружении кустов. Нуси прислонилась спиной к дереву. Мы начали целоваться, и моя рука скользнула под ее джемпер – чтобы мгновенно убраться, потому что ее губы обмякли, напоминая о месячном моратории. – Не беспокойся, – проговорила Нуси, – я подготовилась, пока надевала блузку. – Она подвинулась вперед и легла спиной на землю. – Я просто хотела проверить, достаточно ли ты любишь меня, чтобы месяц виться вокруг без этого. – Когда я вошел, ее тело содрогнулось, словно распалось надвое. Она была в восторге, но когда позже стряхивала листья с джемпера, заметила с гримасой: «В семнадцать лет я занималась любовью под кустом – сейчас мне тридцать один, и я по-прежнему делаю это под кустом. Немалый прогресс, да?»

Она была верна мужу до прошлого года, когда впервые завела дружбу с несколькими мужчинами. – Но это не помогло. Мужчины не понимают, что с детьми ты не можешь сбежать, когда тебе вздумается. По крайней мере, они говорили, что не могут понять – прекрасный повод расстаться.

Я проводил Нуси домой на такси, а на следующий день, в воскресенье, мы встретились снова. Она рассказала, что бросила школу за два года до выпуска и вышла замуж, и я настоял, чтобы она записалась в вечернюю школу этой же осенью и получила аттестат. Сейчас мы могли открыто приходить ко мне в квартиру с книгами и тетрадями. Когда мамы не было, мы занимались любовью; когда мама дома, я помогал Нуси с уроками. С ней произошла огромная перемена, она выглядела моложе, полнее и милее, но сохранила весь свой скепсис. – Ты все это делаешь, чтобы не чувствовать вины, когда бросишь меня.

Я встретился с ее мужем лишь однажды, во время ужина у них на кухне, и хотя о нем говорили как о «пьянице», он был совершенно трезв. Меня представили учителем из школы. Йожеф понимающе взглянул на меня, потом на Нуси, прежде чем сесть за стол. Стройный, мускулистый мужчина лет тридцати пяти. Он выглядел усталым.

– Школа! Не смеши меня, Нуси. Ты никогда не закончишь.

– Она прекрасно учится, – заметил я.

– Как моя задница, – поставил точку Йожеф и набросился на еду.

Я прокомментировал это заявление небрежным тоном: «Вероятно, вы слишком глупы, чтобы понять, как она умна».

Его челюсть замедлилась, но он продолжил есть. На лице Нуси, хотя и неподвижном, мелькнула улыбка. Дети уткнулись в тарелки и аккуратно взяли вилки.

– Вы холостяк? – спросил Йожеф позже. По его голосу чувствовалось, что он готовит возмездие.

– Да, – осторожно ответил я.

– Легкая жизнь, а? Курочка сегодня, цыпленок завтра, да?

– Некоторые люди называют их женщинами. – Я ненавидел его за нападки на Нуси вместо меня. Но он знал, что уколол нас обоих; его челюсть задвигалась быстрей.

Нуси взглянула на мужа испепеляющим взглядом. – Думаю, частная жизнь господина Вайды – не твое дело.

Взгляд жены нес полную меру его вины, и Йожеф нервно засмеялся. – Что я сделал? Человеку уже нельзя поговорить в собственном доме?

– В его доме, – вставила слово пожилая женщина.

Он снова повернулся ко мне. – Вот так и бывает, приятель, когда женишься – курицы сговариваются против тебя. Никогда не женись. Что бы я отдал, чтобы снова стать холостяком! Свободен как птица – что с этим сравнится!

Мать Нуси не могла оставить это без ответа. – Хотела бы знать, кто холостяк, если не ты! Ведешь себя точно так. В жизни не видела такого свободного арестанта.

Йожеф с раздражением тряхнул головой. – Это не одно и то же, мама, совсем не одно. – Он пожал плечами, демонстрируя, что мое мнение его нимало не интересует.

– Я тебе не мать. И насколько я знаю, тебе давно пора переселиться в соседнюю квартиру.

– Как я могу? Как я могу уйти от Нуси? – говорил он теще, но смотрел на жену, раздавливая ее своей жалостью. – Мне так жалко ее – кто присмотрит за бедняжкой, если я уйду?

Никто не произнес большие ни слова, и, опустошив тарелку, Йожеф поднялся. – Я вернусь, – угрожающе проговорил он Нуси и, махнув мне рукой, ушел.

– Отправился к своей подружке, – пробормотала пожилая женщина, – а говорит, что не холостяк.

Нуси дала выход собственной ярости. – Слышали его? Жрет дома, потому что жалеет меня! Это он жалеет меня! – Она была вне себя. Ее кулаки стучали по столу, и тарелки подпрыгивали и звенели. – Есть Бог, и он покарает его за это, если больше некому! – Она оттолкнула свою табуретку и начала мерить шагами кухню, из угла в угол, словно заключенный в камере, помнящий о своем пожизненном сроке. – Он разрушил мою жизнь и пытается изобразить, будто облагодетельствовал меня! – Она вздымала руки к небу, повторяя снова и снова: «Есть Бог!» Когда я попытался успокоить ее, она повернулась ко мне. – Мне все равно, бросишь ты меня или нет, но исчезни, когда перестанешь быть добрым ко мне! Это худшее, что можно сделать с женщиной. – Наконец она заплакала, и ее спина согнулась, словно вся тяжесть тесной и душной кухни внезапно навалилась на нее. Маленькая Нуси следила за матерью с рук бабушки, испуганная и нерешительная. Наконец она освободилась, медленно подошла к матери и, не в силах дотянуться выше, обняла за колени.

На следующий день я снял комнату в гостинице, где мы могли бы оставаться наедине хотя бы сутки. Я желал и любил ее, поэтому мне не стоило больших трудов развеселить ее, и мы провели вместе много счастливых дней, пока не выпал снег.

А потом я начал встречаться с женой гомосексуалиста.

Она была матерью двух маленьких мальчиков. Заработав себе алиби, муж больше не прикасался к жене, но запрещал ей романы, поскольку у людей могли возникнуть подозрения. Подобно всякой диктатуре, режим был чрезвычайно строг к человеческой натуре, карая любые излишества и отклонения, а сей муж не хотел рисковать своим постом, к которому прилагалась загородная вилла и машина с шофером. Дабы убедиться, что жена ничем не повредит его уязвимому положению, он заставил свою сестру жить вместе с ними, потребовав ни на секунду не выпускать невестку из вида. Внимательный отец, он каждый вечер просил своих сыновей рассказывать обо всем, что случилось за день: что они делали, что мама делала, встречали ли интересных людей? Импозантная и мужественная фигура, он посещал официальные приемы и рауты только с женой и никогда не отпускал ее от себя. Он был ревнив и не стыдился показать это. Сдержанная улыбка появлялась на его лице, когда люди именовали его венгерским Отелло. – Возможно, я – старомодный муж, – говаривал он, – но я безумно влюблен в мою жену. – Его жена была красивой и странной женщиной.

Я встречал Нуси все реже и был вынужден прикладывать усилия, чтобы казаться радостным и заинтересованным. Она обвиняла меня в безразличии и нетерпимости; у нас начались сцены. Тем не менее, я не мог поймать Нуси на слове и оставить ее, как она говорила, как только перестал быть добр к ней. Она ходила в вечернюю школу и делала успехи; у нее был неплохой шанс через пару лет устроиться секретаршей. Это, как она проницательно подметила, помогало мне смягчить чувство вины, но не в столь полной мере, чтобы решиться и порвать с ней. Если есть на свете женщина, которая испытала достаточно лишений и разочарований на всю оставшуюся жизнь, то это Нуси. Тем не менее, эрекция не наступает из чувства вины или по обязанности. Случалось, я ложился с ней в постель после хитроумных приготовлений, но в итоге выискивал оправдания.

– Нет большей скотины, чем мужчина, который больше не любит женщину, – объявил я однажды, имея в виду ее мужа, а сейчас это описание начало соответствовать мне. Желанный побег от ужасов ее брака на этот раз превратился в кошмар, еще более ужасный, чем сам брак.

Однажды я признался в своей проблеме моей новой возлюбленной, горюя, что не знаю, что хуже для Нуси – расстаться или продолжить. – Мой дорогой, – проговорила она со вздохом, – это не моральная проблема – это случай крайней самонадеянности.

Несколько дней спустя у нас с Нуси случилась бурная сцена. Она обвиняла меня в том, что скучаю с ней, а я утверждал, что люблю ее как прежде и единственная проблема – ее подозрительная натура. Поскольку она не верила, я признал, что она права, и предложил расстаться.

После секунд мрачного раздумья она расправила плечи и посмотрела сквозь меня своими огромными глазами. – Да, все закончилось именно так, как я предполагала. Хотелось бы, чтобы однажды кто-нибудь удивил меня.

Далее

1 Мания – одно из самых распространенных венгерских слов, по очевидным причинам. (прим. автора)